Черно-белое фото: крупный план - Владимир Познер

Черно-белое фото: крупный план - Владимир Познер

Истратил лучшие годы на ложь. Ложь

во благо — так не бывает. Ложь — это

ложь. Это не имеет отношения к журналистике.

День за днем ты врал. Это было

твоей профессией. Не буду заниматься,

не буду служить и поддерживать власть.

Отрекся, раскаялся и никогда не вру.

(Владимир Познер о себе)

1. Начало

Владимир Познер родился во Франции первого апреля 1934 года. Мать – гражданка Франции. Отец нашего героя, Владимир Александрович Познер, был сыном эмигрантов, которые покинули советскую Россию в 1922 году когда ему было 14 лет. Окончив русско-французский лицей, учрежденный в Париже для детей эмигрантов, Познер-старший начал работать в американской компании Метро Голдвин. Вопреки распространенному заблуждению отец Владимира Познера никак не был связан с литературой, хотя его часто путают с двоюродным братом – писателем и публицистом.

Родители (мать – француженка и отец – иммигрант из России) не были расписаны, и до пяти лет маленький Володя считался незаконнорожденным. Мать увезла трехмесячного Познера в США, где устроилась работать монтажером во французском отделении кинокомпании Парамаунт. Лишь в 1939 году отец забрал семью снова во Францию, где родители официально зарегистрировали свой брак. Но уже через два года, жизнь в Фашистской Франции стала для них невозможной. Отец будущий телезвезды не скрывал своих просоветских и прокоммунистических симпатий, и семья Познеров снова переезжает в США.

В Америке Познеры прожили до 1949 года. В 1945 году у них родился еще один мальчик – Павел. Семья жила весьма неплохо, поскольку Познер-старший зарабатывал в год до 250 тысяч долларов – немалые по тем временам деньги. А наш герой учился в дорогой частной школе, о чём с ностальгией вспоминает и по сей день.

Америка дорога Познеру тем, что давала ему уют и комфорт и обеспеченность – ничего более. Вот что он говорит сам: «Что касается Нью-Йорка, то, пожалуй, этот город ближе всех остальных: я там вырос, ходил в школу. Правда, говоря о Нью-Йорке, я имею в виду его сердцевину – остров Манхэттен, а остальные районы – Бронкс, Бруклин, Квинс – для меня абсолютно чужие».

2. «Back in USSR»

В 1946 году состоялось знаменитое выступление Черчилля в Фултоне, положившее начало “холодной войне” и резкому ухудшению отношений между Советским Союзом и Америкой. Начались печально известные годы «маккартизма», период жестких преследований левой и прокоммунистической интеллигенции. Это сразу же сказалось на положении семьи. «Многие друзья перестали нам звонить, – с обидой вспоминает сам Познер, – так как к ним приходили из ФБР и расспрашивали о моем отце. Мы были вынуждены оставить нашу шикарную двухэтажную квартиру. И перебрались в другую квартиру, но она была настолько мала, что жить там вчетвером было невозможно… В стране царил антисоветизм; в школе со мной дрались, потому что я не стеснялся повторять то, что говорил мой отец…Оставаться в Америке больше было нельзя, и родители решили, что мы уедем во Францию. Однако сделать это они не смогли. Один человек, ненавидевший отца, написал на него донос во французское Министерство иностранных дел, в котором сообщил, что мой отец – подрывной элемент, советский разведчик. И французы отказали отцу в визе».

Обвинения в адрес отца героя не были лживым поклепом. Познер-старший действительно верно служил своим коммунистическим идеалам и советской Родине, поставляя ценную информацию разведслужбам СССР под псевдонимом Каллистрат (кстати, во время оккупации Франции он некоторое время помогал французскому Сопротивлению). А потому пропасть Познерам не дали. «Мой отец, – вспоминает Владимир Познер, – вдруг получил приглашение от советского правительства занять весьма приличную должность в “Совэкспортфильме”, организации, которая находилась в Берлине, в советской зоне оккупации».

Поскольку в дальнейших планах Познера-старшего значилось возвращение на родину – в СССР, 15-летний Володя усиленно учил совершенно незнакомый ему русский язык в школе для детей немецких политэмигрантов.

Сам Познер вспоминает об этом периоде своей жизни: «Я поступил в эту школу и проучился там два года, окончив восьмой и девятый классы. Выпускники этой школы не получали аттестата зрелости – их, будущих руководителей ГДР, и без этого направляли на учебу в высшие учебные заведения Советского Союза. Но я-то был в другом положении, и мне был необходим аттестат. Поэтому меня устроили еще в одну школу – при полевой почте. Здесь учились взрослые люди – советские офицеры, сержанты и старшины, которым война помешала получить среднее образование.

Первое время я очень плохо себя там чувствовал. Но оказалось, что те, с кем я учился, были необыкновенными и, я бы даже сказал, душевно тонкими людьми. Я тогда еще неважно говорил по-русски, и это меня порой доводило. Однажды, например, учительница попросила меня прочитать вслух параграф из учебника физики, в котором говорилось о свойствах соленоида. И в этом слове я сделал неправильное ударение. Это слово в том параграфе повторялось несколько раз, и в конце концов один из офицеров, майор, громко расхохотался. Я готов был провалиться сквозь землю, поскольку у меня был комплекс из-за того, что я делаю ошибки в русском. Я замолк, и тогда другой офицер, капитан Бурков, встал и говорит мне: “Ну-ка выйди из класса”. Я вышел. Закрыл дверь и вдруг услышал потрясающий, виртуозный мат... Длилось это, наверное, минут пять. Потом открылась дверь, и меня позвали в класс. Офицер, который смеялся надо мной, стоял белый, с трясущимися губами. Когда я вошел, он извинился передо мной. А учительница, сделав вид, что ничего не слышала, сказала мне: “Читай дальше”.

Эти, казалось бы грубые, прошедшие войну люди сразу поняли, что я должен был испытать, услышав, как надо мной смеются. И они тут же встали на мою защиту. И потом постоянно меня опекали и даже брали с собой в армейскую столовую... Там, кстати, я впервые в жизни выпил стакан водки. Эти люди все время старались дать мне понять: ты свой. Это было замечательно, и я им за это бесконечно благодарен».

Стакан водки, поднесённый «грубыми, но добрыми» советскими офицерами несовершеннолетнему мальчишке (если он действительно был – стали бы офицеры, матерившие друг друга из-за нанесённой пареньку обиды, спаивать его? Да ещё «стаканами»?) – вещь, безусловно ужасная. Не менее ужасная, чем то, как встретила его новая Родина: «И вот Брест. Серый холодный день, я смотрел в окно и видел много военных, офицеров в папахах. Я очень хорошо помню их лица. Они мне показались звероватыми, неприветливыми. Я начал бояться, что произошла какая-то ошибка. Я отгонял это чувство, мешавшее моему счастью, но я видел, что приехал во что-то холодное, серое, страшное, жестокое».

3. Дым Отечества…

Познер-отец и в Союзе продолжал работать в киноиндустрии: ездил в Германию по линии “Совэкспортфильма”, а позже работал в Госкино. Он был инициатором создания “Экспериментальной творческой киностудии” (ЭТК), где стал ее директором, а художественным руководителем был назначен Григорий Чухрай. Одним из первых фильмов, снятых на этой киностудии стала культовая лента – “Белое солнце пустыни”. Не все, конечно, у отца нашего героя складывалось гладко. Тем не менее, до своей смерти, вспоминает Познер, он никому не позволял ругать советскую власть.

Теперь Познер утверждает, что из-за своей еврейской фамилии его отказывались принимать в МГУ, но, видимо, «отказывались» не очень упорно, т.к. в 1953 году наш герой – студент биологического факультета, увлеченный теорией рефлексов Павлова. Правда, увлечение это было недолгим, и вскоре перед Познером-студентом замаячила реальная угроза отчисления за неуспеваемость. В одну сессию он завалил два экзамена из трех да к тому же по его собственному утверждению, позволял себе антисоветские выпады и оказался замешан в политическом скандале – вместе с группой студентов осудил подавление советскими войсками венгерского восстания в 56-м году. Короче, Познера собирались исключать из МГУ. Наш герой объясняет этот бесшабашный период в своей жизни неким роковым увлечением, на сей раз не научным, а романтическим (он сблизился с женщиной на пятнадцать лет его старше). Но, как бы там ни было, Володя Познер однажды утром посмотрел на себя в зеркало и понял, что армейская прическа ему не идет. В военкомате ему сказали, что его собираются забирать на флот, где в то время служили по 5 лет.

Перспектива жевать ленточки от бескозырки нашему герою не улыбалась. Он запаниковал по-настоящему... Даже потенциальная возможность оказаться на военной службе была для него столь ужасной, что Познер всерьез подумывал о том, чтобы навсегда уехать из Советского Союза. Особенно сильно эти мысли овладели им летом 57-го, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов и Познер встретился с американцами. Эта встреча мгновенно воскресила в его памяти те годы, когда он безмятежно и сытно жил в США. Мечта вернуться обратно в Америку овладела им с новой силой. И лишь угроза отца, который «пообещал мне, что, если я попытаюсь уехать, то с помощью КГБ добьется того, чтобы меня арестовали» сохранила для отчества его неверного сына. (Этого сын отцу так и не простил: впоследствии он воровал и вскрывал его личные письма). Позднее Познер откровенно признается: «Я понимал, что не родной этой стране, она не часть меня, и я не ее часть». Это, кстати, необходимо понимать сейчас, когда Познер учит нас жить, во всём послушно соглашаясь с «цивилизованными странами».

4. «Светлый путь» в журналистику

Биологом, как мы видели, Познер был ещё тем, но знание иностранных языков пошло ему на пользу. В 1959 г. через год окончания университета Познер устроился литературным секретарем к известному поэту Самуилу Яковлевичу Маршаку. «На самом деле я был просто писарем, который отвечал на письма из Англии, Франции, Америки», – вспоминает Познер. И, конечно же, скромничает: он был не просто «писарем», а учеником Самуила Яковлевича в нелегком деле перевода англоязычной поэзии на русский язык. Учеником, сильно удивившим своего учителя. Хотя слово «удивил», может быть, не совсем полно отражает всей гаммы эмоций, которое вызвало его «творчество» у Маршака. Об этой истории сам Познер вспоминает неохотно и каждый раз объясняет её по-разному. После многомесячного кропотливого труда Познеру удалось наконец сделать переводы целых четырех стихотворений, с которыми честолюбивый «ученик», после одобрения мэтра, тут же помчался в журнал «Новый мир». В редакцию запыхавшийся Познер прибежал уже с восемью переводами, так как еще четыре выкрал у Маршака из стола (одно из объяснений Познера: «будучи человеком ироничного склада, на всякий случай перепечатал еще четыре стихотворения – уже в переводе Маршака»). Обман, однако, стал вскоре известен Маршаку и «молодое дарование» с «ироничным складом» (в другой транскрипции Познера – с «авантюрным») вынуждено было подыскивать себе другую работу. «Конечно, я схулиганил, но получил большое удовольствие», – вспоминает об этой истории Познер. (Теперь нам, по крайней мере, стало понятно, от чего он получает удовольствие.)

Работая у Маршака, Познер сумел завязать полезные знакомства и вскоре после своего ухода устроился на должность старшего редактора в только что созданное Агентство печати "Новости" с большим по тем временам окладом. Познер попал в так называемую Главную редакцию политических публикаций. «Мы, – вспоминает Познер, – занимались написанием статей, которые печатались в выходящих в Азии, Африке и Латинской Америке изданиях под фамилиями местных журналистов. Это была своеобразная идеологическая диверсия Советского Союза». Редакция работала под стальной крышей КГБ, который по вполне понятным причинам старался жестко контролировать загранпоездки сотрудников. Познер на долгое время стал «невыездным», и до сих пор не может простить этой чудовищной жестокости советскому строю.

В феврале 1970 года Познер сменил место работы – он стал комментатором Главной редакции радиовещания на США и Англию Гостелерадио СССР.

По воспоминанием бессменного ведущего советского Иновещания Иосифа Адамова: «Он писал ежедневные комментарии. И очень скучно. Посмотрите – вот рейтинг программ «Иновещания», сделанный где-то перед тем как Познер ушел с радио. Моя передача «Почтовый ящик» – 190 голосов, на втором месте «Новости» – 127 голосов, а вот у Познера – 57 голосов. В 3,3 раза меньше, чем у моей программы. А ведь он выступал каждый день. Он, на мой взгляд, до своей программы «Времена» ничего интересного на телевидении и не сделал. Познер показал себя умелым следователем. Допрашивать он умеет… По правде сказать, не очень любили его на радио. Вообще есть вещи, которые неприятны в людях».

В конце 70-х годов Познеру наконец удалось получить возможность выезда за границу. Он посетил Францию, США и ряд других западных стран. Более того, после 79-го года он начал часто появляться на американском телевидении, активно пропагандирую советский образ жизни. Инициатором появления Познера на американских голубых экранах стала заведующая московским бюро Эй-би-си, которая однажды решила, что хватит показывать диссидентов, надо дать слово простому лояльному советскому человеку и пригласила нашего героя на программу «Ночная линия» – Nigt Line.

5. «Новое мЫшление»

В июле 1986 года в жизни Познера произошел крутой поворот – Познер принял предложение Главного управления внешних отношений ЦТ и провел первый в истории телемост – «Ленинград – Сиэтл». Затем был второй телемост между женщинами Бостона и Ленинграда, который подарил нам коронную фразу, запущенную некой дамой: «У нас в СССР секса нет» (окончание фразы «на телевидении» потонуло во взрыве хохота). Потом Познер сделал несколько разовых передач, после чего в конце 1987 года у него появилась собственная программа – «Воскресный вечер с Владимиром Познером» на московском канале.

Профессиональный уровень Познера рос день ото дня. Стоит отметить такой факт: по итогам обширного социологического исследования за 1989 год «Политические обозреватели и комментаторы информационных передач ЦТ в оценках московской аудитории» Владимир Познер был признан тележурналистом № 1.

В начале 1990 года Познер стал вести еще одну передачу – на втором канале под названием «Квадратура круга» (о межнациональных отношениях). Однако в сетке вещания ЦТ она продержалась недолго и исчезла. В апреле 1991 года, когда у руля ЦТ стоял Л. Кравченко, стало окончательно понятно, что наибольшие перспективы «профессионального» (читай – материального) роста будут у тех работников СМИ, кто вовремя переметнется на нарождающееся «частное» вещание. Многие популярные ведущие скопом покидали «Останкино». Ушел «на вольные хлеба» и Познер.

Его уход из ВГТРК и неприход на РГК вовсе не означал его желания навсегда исчезнуть с телевизионных экранов. Уходя, Познер добился принципиальной договоренности о дальнейшем сотрудничестве сразу с обеими компаниями. А пока он созвонился со своим старым приятелем Филом Донахью и предложил ему вместе делать передачу в Америке. Тот согласился, и вскоре мечта нашего героя о сытной и обеспеченной жизни за океаном стала реальностью: они вместе с женой уехали в США. Там популярный ведущий прожил несколько лет, периодически появляясь и на российских экранах (на РТР одно время выходила передача «Америка Владимира Познера»). Но в середине 90-х передача Познера и Донахью была закрыта. Почему? Послушаем самого Познера:

«Наш контракт надо было возобновлять каждый год. И вот в очередной раз нас приглашает президент кабельного канала «CNBC» и говорит: «Я собираюсь продлить ваш контракт, но есть несколько условий». (Здесь надо сказать, что Фил считается в Америке либералом, там сейчас это ругательное слово, а меня вообще записали в левые.) И начинает нам рассказывать, что мы можем говорить, чего не можем и т. д. Мы встали и ушли. И больше не вернулись. Интересно, что ничего особенно неприемлемого мы себе не позволяли. Как-то, рассуждая об интервенции японских машин на американский рынок, мы сказали, что не надо нападать на японцев, надо лучше делать американские машины. И сразу же обе автомобильные фирмы, дававшие рекламу в нашей программе, ее отозвали. Вот как осуществляется цензура в рыночном варианте, без всяких ЦК и Политбюро. Так что не стоит уж очень всерьез воспринимать разговоры о свободе слова в Америке...».

Находясь в Америке, Познер вскоре получил приглашение от компании «АТВ» выпускать самостоятельную передачу под названием «Мы». Поскольку заработать в Америке больше ничего не удавалось, Познер с женой, сделав несколько выпусков, наконец окончательно вернулись в Россию (которая, хоть так и не стала для него своей, но позволяла жить вполне безбедно…). А в начале 1996 года на свет родился еще один проект, в котором принял участие Познер – программа «Человек в маске». В середине 1999 года программа закрылась – уехала его создательница и ведущая Мэри Назари. Что касается Познера, то он без работы, конечно же, не остался. С сентября 1999 по март 2000 год – автор и ведущий программы «Мы и время».

С ноября 2002 в эфир выходит программа «Времена».